Мы
горели желанием взять за горло браконьеров и стали подкарауливать их на
выходе из заповедника в районе раскорчевки. Нежно журчала река, лес окутали
сумерки. По тропе прямо к нам мирно приближались двое представительных
мужчин. Неожиданно увидев нас в кустах, они кинулись в разные стороны, как
напоровшиеся на тигров бездомные псы. Один мгновенно растворился в лесу, а
второй – здоровенный детина, еще покрупнее Володи, удирал по дороге в
направлении пасеки, аж земля дрожала. «Стреляй!» – скомандовал я на бегу.
Послышался выстрел Колесникова. Салькина упала как по сигналу «воздух», а
браконьер включил повышающую скорость и летел по пыльной дороге точно в
сапогах-скороходах. Но я не зря занимался спортом и бегал по утрам, поэтому,
высунув язык, догнал нарушителя и свалил его на землю, заломив руку. Следом
подбежала запыхавшаяся Галина и села на него передохнуть. Вскоре подоспел
разгоряченный погоней Володя и стал азартно стучать беглецу по бестолковке,
выбивая из его головы дурь как пыль из
подушки. Насилу мы Володю остановили: бить или не бить? – вот в чем вопрос. Сергею
Воротынцеву пришлось отдать прижимаемую к сердцу двустволку, а также семь
пулевых патронов, охотничий нож без номера и рюкзак с прорезиненным мешком
для мяса, на котором были пятна крови и шерсть оленя. После экзекуции и
экспроприации мы учинили Сереже допрос с пристрастием. Галина задавала ему
каверзные вопросы, я снимал интервью на видеокамеру, а Володя стоял с ружьем
наизготовку и смотрел на респондента как тигр на добычу перед прыжком. Не
было у нас с собой разве что пишущих машинок. Были только писающие разных
конструкций. - Зачем ходили в заповедник? – интеллигентно
спрашивала Галя, словно восходящая кинозвезда. - Стрелять по бутылкам! – достойно
дебютировал герой-спринтер басом. Его
сбежавший друг Александр Абросимов был много опытнее. А опыт – не пропьешь.
Лесники считали Абросимова самым знаменитым и самым злостным Преображенским
браконьером. Он скрывался в заповедном лесу от охраны, как хитроумный индеец
от нерасторопных бледнолицых, оставляя их всегда с носом. Что поделаешь. Страсть к охоте – как
страсть к женщинам. От второй страсти могло бы спасти кастрирование. А от
охоты – депортация. В резервацию под названием Колыма. Весной мы настойчиво
предлагали лесникам большую премию за поимку и наказание неуловимого
Александра, но они наотрез отказались от дерзновенной затеи, предложив
заплатить деньги браконьеру – чтобы не браконьерничал. |
Охрана
смеялась сквозь слезы. Браконьеры плакали сквозь смех. Салькина же
смотрела на них, как Ленин на
буржуазию, и так же как Ильич считала, что в
войне с ними любые средства хороши, в том числе и ложь. Находчивая Галя придумала страшную историю
о том, как мы втроем лицезрели Абросимова в заповеднике около убитой оленухи
с отрезанным хвостом. Разумеется,
втроем Александра мы не видели, иначе бы растерзали как Тузик шапку. Зато я
видел его один в заповеднике раньше – около живого Сергея Синилова, без
хвоста. С отрезанной головой несчастного пантача пятнистого оленя. Они были с
ружьями, точно бандиты, а я – с фальшфейером, словно милиционер со свистком.
Взял бы их в оборот! Кабы было наоборот. Худой
мир лучше доброй ссоры, но вечный мир – до первой драки. В милиции я
чистосердечно признался, что созерцал нарушителя в заповеднике. А когда – не
уточнил. |