Вдруг
впереди раздался негромкий звук. Сердце мое екнуло и захватило дух: на белом
склоне был рыжий тигр! Как яркое сказочное видение! В пятидесяти шагах. Да, я
ожидал тигра, но все случилось неожиданно. Аппаратура была в сумке из-за крутизны.
Пяти секунд хватило, чтобы лихорадочно приложиться к фоторужью, но их же
достало тигру, чтобы скрыться питоном за гребень. Мне оставалось успокаивать
себя, что все равно впереди кусты,
фотографии на еть не вышло бы. Но осечка меня убила: теперь скрытную
кошку первым не усмотришь. Тигрица
была небольшой, заметно меньше теленка. Она, оказывается, спокойненько
отдыхала в удобной каменистой нише на солнышке. Вход в убежище походил на
черную дыру. Если бы из этого жерла выскочил черт с рогами, я бы ох удивился
меньше. Не думал, что догоню хищницу за четыре часа. Словил ворону, что и
говорить. Тигрица
попрыгала от меня медленно, но скоро
она перешла на быстрый шаг. Я на скорую руку измерил аллюр: яснее ясного –
страшится человека, как дьявола. И чего было удирать. Я без ружья, с самыми
добрыми намерениями, снять хочу не шкуру. Нет бы попозировать, повыступать
передо мной, как на сцене, посверкать красотой да порадовать. Однако
вместо этой радужной перспективы огромная кошка уносила ноги в верховье Герасимого
ключа, будто спасаясь от смерти. Аж лапы сбила – на отдельных отпечатках
краснели капельки крови. Я преследовал ее по следам изо всех сил, желая
сфотографировать любой ценой. Гнался по пятам очертя голову, по крутым
склонам – с пробуксовкой, иногда почти полз. А снег – в колено, мороз –
береги нос, на усах сосульки. Погоня
до седьмого пота, под плетями пронизывающего ветра. Зато тепло! Дураку
понятно: лучше покрыться семь раз потом, чем один – инеем. Сумасшедший! –
скажет кто-то. Но фотоохота пуще охоты.
Эта страсть, захватившая мою душу, бессердечно направляла меня в такие
переплеты, что сейчас жутко становится. Там, где кипят страсти, разум
свободен. Особенная острота была в риске – тигр мог показать не только пятки,
но и зубы. Ну
а тигрица все же рисковать не желала. Она скрытно наблюдала за мной с южных
склонов, оставаясь – пес ее дери! – недоступной для фоторужья. Словом, вела себя благоразумнее,
чем я, висящий у нее на хвосте. Наверняка я был для нее чудо, или чудо-юдо. Белые
сопки и солнце подернулись мрачной дымкой. Редкие облака походили на сугробы
снега. Вдали голодным волком завывал ветер. Над околевшим лесом пролетела
разведчица-ворона и каркнула во все |
воронье
горло, дивясь: по заснеженной Уссурийской тайге кормилец-тигр давал тягу от
безоружного, тщедушного двуногого безумца. Пристально
всматриваясь вперед и вверх, я узрел за зеленым кедром подозрительное рыжее
пятно, похожее на тигра. Оно шевелилось как живое! Елки зеленые! С замиранием
сердца я взял бинокль: было отчетливо видно, как ветер теребил дубовые
листья. Махом поднявшись к поросли, я увидел рядом на снегу лежку тигрицы и
живо проверил готовность фальшфейера. На всякий случай. Еще не вечер! На
свой страх и риск я решил испытать тигра: переться по пятам до вечера и
ночевать у костра. Ночь ночевать – не век вековать! Было страшно интересно,
что приключится при звездах, когда звери смелее: будет страшно или интересно. Вечерело.
На южном склоне распадка виднелись два рогача-изюбря, напоминающие глыбы на
снегу и полностью оправдывающие статной внешностью родовое название –
благородные олени. Быки медленно продвигались по кустарниковым зарослям,
обламывая зубами ветки и монотонно пропуская их через костяные жернова.
Тигрица заметила изюбрей |